Лопаты с хрустом врезаются в сырой песок. Могильщики делали это уже сотни раз, и сегодня делают снова. Сначала выкопать яму, а затем засыпать. Люди умирают каждый день, но на войне их умирает больше. Гораздо больше… Могильщики уже потеряли им счет.
— Сколько? Девушка, ну вы такие вопросы задаете… Да кто ж их считает? Мы не считаем, мы копаем, — таков ответ ирпенского могильщика на вопрос о количестве погибших за время российской оккупации.
О мертвых он говорит с чисто профессиональным цинизмом — не со зла, просто работа такая.
В яму только что опустили темно-зеленый гроб. Сверху — буханка хлеба на красном куске ткани. Здесь хоронят 28-летнего Анатолия, жителя Ирпеня.
Однажды вечером, когда часть Ирпеня уже захватили россияне, Анатолий вышел за продуктами и не вернулся. Позже его нашли в подвале. Убит выстрелом в затылок.
— Стреляли в упор… Лица просто не осталось… Вот почему хоронят в закрытом гробу, — говорит друг семьи, стоя у его могилы.
Дома Анатолия ждала жена и трое маленьких детей. Младшим — девочкам-близнецам, к моменту начала войны было всего полтора месяца.
Могильщик каждый день копает свежие могилы для жертв российской оккупации в Ирпене. Он уже потерял счет мертвым. Фото: "Страна"
Вдова, смахивая с ресниц слезы, подходит к могиле — попрощаться. Кажется, нет зрелища более трагичного. И вдруг женщина резко оборачивается и кричит:
— Они ошибку сделали, одна буква в его фамилии — не та!
Ее плечи вздрагивают, пальцы на руках белеют — так сильно она сжимает носовой платок, — но слез нет. Она больше не может плакать, поэтому злится. На тех, кто писал эту табличку, но еще сильнее — на тех, из-за кого она вообще понадобилась.
Рядом с могилой Анатолия — свежая яма. Пока что пустая. А рядом с ней — еще и еще… Бесконечная череда пустот, где скоро обретут покой души умерших.
Могильщик, опершись на лопату возле одной из таких ям, громко спорит с кем-то по телефону:
— Ты мне скажи, что там у нас на завтра? Две одинарных и две двойных?.. Да, забыл! Работаю сутками! Я уже их путать начинаю, — могильщик оглядывает свежевскопанную яму и еще раз сверяется с телефоном. Не перепутал ли он места для мертвецов?
На Ирпенском кладбище много свежих могил. Только за первые две недели после отхода российских войск здесь похоронили больше 60 людей, говорит “Стране” директор кладбища.
Само кладбище, как и похороненные здесь люди, тоже пострадало от обстрелов: снаряды приземлились возле нескольких могил и повредили склеп. Покой мертвых нарушили живые.
Могильщики потеряли счет погибшим при Бучанской резне. Фото: "Страна"
Есть здесь и парные могилы — те, которые могильщик называл "двойными": две ямы выкопаны очень близко и объединены одним крестом. Вот муж и жена: даты рождения разные, а день смерти — один. Среди них много тех, кто родился во Вторую Мировую, а умер — во время российско-украинской войны.
Эти могилы страшные. Но есть страшнее. Те, на которых даже не указана точная дата смерти. Просто — месяц и год: 03.2022. Какого числа погиб человек, неизвестно.
А вот — могила безымянного… Нет, не солдата — обычного жителя Ирпеня. Мужчины лет 50— ти, брюнета с густыми черными усами, из-под которых видна робкая улыбка… Откуда я это знаю?
На свежей, влажной насыпи из песка нет ни креста, ни таблички с именем — только распечатанная на принтере фотография покойника, в файлике, свернутая трубочкой и воткнутая в песок. А рядом — две конфетки-дюшес. Эта могила самая страшная.
Вокруг нее кольцом на влажном песке лежат следы. Кто-то бродил здесь в раздумьях и не спеша, кто-то долго топтался на месте, а кто-то бежал. Люди искали на табличках знакомые имена или провожали в последний путь своих близких.
Могила безымянного жителя Ирпеня. Фото: "Страна"
Здесь похоронены жертвы событий, которые войдут в учебники истории под названием Бучанская резня. Резня была не только в Буче, а и в соседнем Ирпене и Гостомеле. Эти города-спутники Киева в первые дни войны оккупировали российские войска, пытаясь прорваться в столицу.
Целый месяц жители провели под обстрелами, под контролем захватчиков, прячась в подвалах и переживая пытки. Здесь не найти человека, который бы не потерял за время оккупации хотя бы одного родственника или знакомого.
Точное число погибших мирных жителей пока не установлено. В ООН заявили, что к северу от Киева обнаружены тела более 1000 гражданских, несколько сотен из которых были буквально казнены или застрелены. Эти цифры еще не окончательные. Многие местные числятся пропавшими без вести.
Ирпень, Буча и Гостомель получили звание “городов-героев” — они приняли на себя удар вражеских войск, остановив наступление россиян в десятках километров от столицы. Но цена этого героизма оказалась высокой.
“Страна” увидела, во что превратили некогда процветающие пригороды Киева российские войска, и поговорила с жителями Ирпеня, Бучи и Гостомеля — о том, как они выживали под обстрелами.
"Я 37 дней не видела хлеба. Целовала его"
Возле Ирпенского кладбища — еще одно кладбище. Сгоревших машин. Сюда их свезли со всего города: какие-то расставили по рядам, как на парковке, но большую часть просто сложили в огромную кучу.
Здесь авто, ставшие свидетелями военных преступлений, ждут экспертизы и ищут своих владельцев. Вот выгоревший дотла автобус — порыжевшие от огня перегородки между окошками выглядят, как тюремная клетка. Вот расстрелянный автомобиль охранной фирмы. Вот — продырявленная пулями легковушка. На лобовом стекле прикреплена крупная надпись: “Дети”.
Но эта немая мольба о пощаде не спасла от российских пуль.
Кладбище сгоревших машин в Ирпене. Фото: "Страна"
Под лобовым стеклом одной из машин лежит чья-то школьная контрольная работа по украинскому языку. Решить этот тест не успели. Машина обстреляна так, что похожа на решето.
Внутри этих авто-скелетов остались личные вещи владельцев. Книги, бутылки с недопитой водой, пледы, подушки, иконы — смотреть на эти обрывки чужой жизни неловко, будто подглядывать в замочную скважину. Каждое авто — это еще одно маленькое кладбище, где похоронено прошлое жителей Ирпеня вместе с их мечтами о будущем — каким оно виделось до войны.
В расстрелянных авто остались личные вещи владельцев, а некоторые обстрелянные машины были с надписями "Дети". Фото: "Страна"
Ирпень и сам похож на большую могилу. За время боев повреждено 70% зданий города, в том числе школы и больницы.
“За месяц ожесточенных боев 8651 городской объект поверхностно поврежден, 2738 объектов частично разрушены, 885 объектов полностью разрушены", — заявлял мэр Ирпеня Александр Маркушин.
Обычные жилые дома, высотки— новостройки превратились в гробы для своих владельцев.
Больше всего пострадал жилой комплекс “Ирпенские липки”. Теперь жить здесь уже невозможно. Это место стало памятником войне.
Еще в конце февраля в этом уютном дворике мамы гуляли с колясками вокруг фонтана, детская площадка была заполнена детьми. Сейчас по этой площадке, вокруг огромной воронки от снаряда, лениво бродит бездомная собака в поисках еды.
Некогда процветающий ЖК "Ирпенские липки" после российских обстрелов превратился в руины. Фото: "Страна"
Внешние стены обрушились и обнажили изнанку жизни людей, которые годами копили деньги на жилье в этом уютном ЖК, рядом с сосновым лесом. Теперь с улицы можно рассмотреть, что во второй квартире слева на 3-м этаже обои в цветочек, а на 5-м этаже — салатовые. Можно даже увидеть лица владельцев этих квартир — семейные снимки в рамках по-прежнему висят на стенах в гостиных. Но в квартирах — пусто.
После обстрелов здесь не осталось ни одного целого окна. Облицовочные стены разрушены — дома стоят, будто голые. Они похожи на человека, с которого живьём содрали кожу.
На фасаде дома все еще висит старая, довоенная реклама: "Квартиры с документами от 340 тысяч грн, рассрочка до 24 месяцев". Сегодня эта надпись выглядит как издевка.
Здания в Ирпене похожи на человека, с которого живьём содрали кожу. Фото: "Страна"
Мимо "Ирпенских липок", почти полностью уничтоженных обстрелами, на велосипеде неспешно проезжает пенсионерка в шерстяном платке поверх волос. Притормаживает, всматриваясь в пустые глазницы окон. Надежда Ивановна живет не здесь, а в частном секторе в районе соседнего Гостомеля. В Ирпень приехала за гуманитарной помощью.
Ее дом оказался “на передовой” активных боевых действий.
— Вот представьте: мой дом, по одну сторону стоит танк, по другую — эта “дыркалка”, гаубица, или как она называется. А мы посерединке, в погребе. Танк разворачивается и едет на нас. Муж выскочил перед танком и рукой машет — куда ж ты едешь?! Он, правда, остановился. Потом сдал назад и объехал, — рассказывает свою историю Надежда Ивановна.
Она могла уехать из зоны обстрелов, но не стала бросать свой дом и животных.
“У меня коровы. Мне что, зарезать их надо было и оставить тут? А дом, который я сама строила! Ну уж нет”, — объясняет она.
Больше месяца пенсионерка не выходила из погреба. В Ирпене, как и в Буче и Гостомеле, еще в первую неделю оккупации пропала связь, свет, вода и отопление. Прямо над домом Надежды Ивановны постоянно летали снаряды. Из подвала не разглядишь, что происходит снаружи, поэтому все органы чувств обратились в слух. Звук от снаряда, попавшего в ее дом, пенсионерка не забудет никогда.
— Ухо растопыришь и слушаешь… Как рванет! Рамы из окон повылетали. Через крышу хоть вермишель цеди — решето. А потом пошел дождь, и вся “щекатурка” (штукатурка — Ред.) упала, — рассказывает женщина.
Но самым страшным испытанием для этой женщины, даже страшнее непрерывных бомбежек и продырявленной крыши, оказался голод.
— В погребе была одна картошка и какая-то консервация. Картошка уже вот здесь стоит, — пенсионерка приставляет пальцы к горлу — мол, достало. — Вермишели две ложки и в олийке зажарить цибулю — это для меня счастье.
Говорит, за эту войну она осознала настоящую ценность хлеба.
— Я 37 дней не видела хлеба. Когда привезли гуманитарку, я взяла этот хлеб и це-ло-ва-ла! — Надежда Ивановна чеканит каждый слог и губами целует воздух, воображая, что в руках у нее сейчас та самая желанная буханка. — Я уже цену этого хлеба знаю. Раньше как: то собачке полбуханки, то еще куда, а сейчас я сама голодная, — признается Надежда Ивановна.
Надежда Ивановна 37 дней оккупации просидела в погребе. Когда после этого увидела хлеб, она его целовала. Фото: "Страна"
Ближе к концу марта, по ее словам, оккупанты вскрыли магазин недалеко от ее дома. И сказали жителям — идите, мол, за продуктами. Никто не пошел, предчувствуя ловушку.
— Хитрые! Хотели нас выманить и пострелять. Мы сидели в погребе до последнего, — говорит пенсионерка.
Единственные, кто соблазнился таким “щедрым жестом” от оккупантов — несколько местных любителей спиртного. Из магазина они вынесли алкоголь. Но выпить его не успели. Когда Надежда Ивановна впервые вышла из своего подвала после ухода оккупантов, увидела лежащие на улице трупы. Все с дырками посередине лба — застрелили. Среди жертв этого расстрела были двое ее соседей.
ЖК "White house" в Ирпене тоже подвергся обстрелам. Фото: "Страна"
31-го марта местным сообщили, что русские ушли. Но на всякий случай пенсионерка с мужем еще пару дней не выходила из дома — боялась. Такая мера предосторожности была не лишней: какое-то время отдельные солдаты российской армии еще прятались в домах местных жителей и в лесу по Варшавской трассе.
— В Гостомель волонтеры привезли продукты, и их всех перестреляли. Это было 1-го апреля, — вспоминает пенсионерка.
Оборачиваясь на разрушенные “Ирпенские липки”, женщина говорит, что больше всего жалеет о загубленных жизнях мирных людей. Жилой комплекс за ее спиной стал призраком, и когда руины со свистом облетает ветер, кажется, что там бродят души его обитателей.
"Издевательства, пытки... Все было"
Прогулка по Ирпеню — как экскурсия по живому музею войны. На каждом шагу — экспонаты, свидетели преступлений российских захватчиков. Стоп-кадры, застывшие в моменте.
В лесополосе на выезде из Ирпеня — брошенная детская коляска, розовая. Когда город оказался в блокаде, некоторые рискнули эвакуироваться сами — пешком, через лес, мимо минного поля, под обстрелами. Кто-то выбрался, а кто-то нет.
На асфальте — огромные воронки от снарядов. На каждой улице — ямы от мин. Разбитая и разграбленная подчистую аптека: на пустых полках осталась лишь одна ярко-розовая упаковка прокладок. И рыбный магазин, где уже давно нет рыбы, но остался едкий тошнотворный запах.
Разграбленная аптека и рыбный магазин в Ирпене. Фото: "Страна"
На лестнице обвалившегося от удара ракеты подъезда валяется простреленный почтовый ящик. Ярко— голубой краской на деревянном заборе выведено романтическое послание из прошлой жизни: “Люблю тебя… Извини”. Удивительно: дома вокруг разрушены, а признание в любви — уцелело.
На другом заборе — надпись уже явно из военного времени: “Здесь живут люди”. Такие послания оставляли в надежде, что их дома не будут обстреливать. Повезло не всем.
В Ирпене на заборе уцелело любовное послание. Фото: "Страна"
В каждом дворе — продырявленные, разбитые машины. Выглядят они так, будто им сделали харакири и вынули все внутренности из капота наружу. Владельцы подходят к ним с большими пакетами в руках, пытаясь найти и забрать то, что уцелело.
Некоторые дома на первый взгляд кажутся недостроями. Без крыши, без облицовки, без окон — только кирпичные стены с кусками застывшей монтажной пены. А потом переводишь взгляд левее, где этот же дом бежевый в коричневую полоску, и понимаешь, что здесь уже жили, этот дом был достроен — но разрушен вражеской ракетой. И теперь его придется отстраивать заново.
Житель Ирпеня осматривает свою обстрелянную машину в надежде найти уцелевшие вещи. Фото: "Страна"
— В доме напротив крыша горела два дня. На третий день пошел дождь — только он смог потушить пожар. Пятый этаж полностью выгорел. А мой дом целый. У меня даже все окошки в доме на месте, — рассказывает пенсионерка Анна Степановна.
Она верит, что ее от смерти, а ее дом — от разрушений спас Бог. А благодаря добрым людям она не умерла от голода.
— Ходила, останавливала машины и просила что-то покушать. Вот так и давали. У меня были запасы минеральной воды, пила воду холодную, ела кукурузные палочки. И яблоки. Зубов у меня нет, так что я ножичком потихоньку их чистила, чтобы смогла скушать, — рассказывает пенсионерка.
Говорит, что ни разу не испытывала страха. Ни разу за время бомбежек не спускалась в бомбоубежище.
Из окна своей квартиры на 4-м этаже она изо дня в день наблюдала за боями в Ирпене — “собирала сведения”. По выражению пенсионерки, она в городе “все контролировала” и была в курсе всех событий, которые потом пересказывала соседям. Связи не было, жители Ирпеня не знали, что происходит даже на соседней улице, и бесстрашная пенсионерка стала источником новостей для всего микрорайона.
— Я была один информатор на четыре дома. Ходила с утра до вечера, узнавала, что происходит. Я все новости знала. Видела: там горит, здесь горит — ужас! Какие гады! До 6 утра не давали спать, стреляли, взрывали мирные дома, мирное население! Удовольствие получали, — говорит пенсионерка.
Ирпень разрушен на 70%. Фото: "Страна"
— Самолеты летают, над головой бомбы бросают. А ты сидишь в гараже, в яме, в подвале и ждешь смерти, — так описывает, как он провел март 2022— го, 40-летний Сергей, спешащий за гуманитарной помощью.
Живет он в частном секторе Ирпеня, и говорит, что 80% его соседей выехало. Половина домов пострадала.
— Я не уехал, потому что у меня животные дома. Было четыре собаки, осталось две. Одну у меня прямо в доме убило, осколком в окно, — вздыхает Сергей. Это все, что он рассказывает о войне.
Местные, которые пережили оккупацию, подчеркнуто немногословны. Видно, что не хотят вспоминать об этом. А говорить с журналистами — тем более.
Вход в подъезд напротив дома, в котором оккупанты организовали штаб. Фото: "Страна"
Из подъезда обугленного дома выходит мужчина, которому больше всего хочется, чтобы его не заметили. Капюшон толстовки туго натянут поверх кепки, руки в карманах, в зубах сигарета, которую он почему— то не подкуривает. Но и не вынимает изо рта. Разговаривает, держа ее в зубах.
“Поначалу в подвал бегал. Потом устал. Был дома”, — так он отвечает на вопрос, как пережил российскую оккупацию.
Мужчина в Ирпене, переживший российскую оккупацию. Фото: "Страна"
Его поза, отведенный взгляд и манера говорить, слегка отвернувшись в сторону, сообщают о том периоде намного больше, чем его слова. От беседы он не отказывается, но общается только короткими отрывистыми фразами, как робот, который запретил себе рассказывать слишком много.
— Здесь у русских штаб был. В первом подъезде, в подвале (мужчина показывает на дом напротив — Ред.)... Моя квартира тут. На 7— м этаже. Но я не поднимусь. Нога прострелена, — это все подробности, которые он сообщает о своем ранении. Только сейчас я замечаю его хромоту.
.jpg)
Дома в Ирпене почернели и обуглились от вражеских обстрелов. Фото: "Страна"
На вопрос, есть ли среди его знакомых те, кто тоже был ранен или даже убит, отвечает:
— Конечно. Раненые... Даже в плену есть. В Брянске. Артем, Миша… Их забрали буряты.
Находясь в такой близости от российских войск, мужчина неизбежно сталкивался с ними. Об этом ему говорить труднее всего.
— С кадыровцами “общался”. Два раза выводили расстреливать.
— Вас? За что? — Уточняю.
— Не знаю. Может, лицо не понравилось мое.
— Как русские вели себя с людьми…— Я не успеваю договорить вопрос, как мужчина тут же отвечает:
— Плохо, — и он опять замолкает.
— Издевались?
В ответ — кивок.
— Пытали?..
Снова кивок. Глубокий вздох. Мужчина отворачивается. Прячет покрасневшие, влажные глаза. Он всхлипывает. Закусывает губы, часто моргает, пытаясь сдержать слезы. Не получается. Он плачет.
— Да, — наконец произносит он, отворачиваясь. — Всё было…
Я не решаюсь продолжать расспросы.
Мужчина разворачивается и уходит, прежде чем я успеваю узнать, как его зовут.
Он так и не поджег свою сигарету.
Один из многих разрушенных домов в Ирпене. Фото: "Страна"
Это не первые мужские слезы, вызванные страшными воспоминаниями, о которых жители Ирпеня и Бучи пытаются забыть.
Возле длинного двухэтажного дома, похожего на общежитие, несколько мужчин разожгли мангал. Электричества, газа и света в их районе все еще нет, поэтому готовить еду приходится на улице.
— Как перестали стрелять, скучно стало, — улыбаясь и помешивая кашу в малюсенькой кастрюле, похожей на игрушечную, говорит один из жильцов.
В Ирпене после освобождения от оккупантов люди готовят еду на мангале - электричества еще нет. Фото: "Страна"
Его сосед, Николай, рассказывает, что прямо в его квартиру попал снаряд — прилетел в коридор. Мужчина показывает нам разбитое стекло, через которое видно перекошенную мебель. Николая спасла его пагубная привычка: в это время он как раз вышел покурить на улицу.
— Русские были на заводе, поставили миномет и “утюжили” нас постоянно. Мы уже привыкли, понимаете? А вот сейчас страшно. Потому что тихо, — рассказывает мужчина.
Жильцам повезло: в их доме от обстрелов никто не погиб — только одна женщина сломала ногу. А в следующем доме, по словам мужчины, в живых остался только один человек.
В квартиру мужчины залетел снаряд, выбив окно. На уцелевшем стекле видна дырка от пули. Фото: "Страна"
— У меня котик есть. Он во время обстрелов так трусился. Я его держал на руках и прижимал к себе, — мужчина складывает руки в объятии, будто убаюкивает ребенка. И вдруг начинает плакать.
Отворачивается, резким жестом выбрасывает сигарету.
— Извините, я никогда не плакал… За себя я не боюсь… Котика жалко.
Оккупанты “вкусили вседозвол”
Городской глава Ирпеня Маркушин рассказывал, что российские оккупанты расстреливали горожан, а потом ездили по их телам танками.
“Только когда мы выгнали эту гадость, мы смогли собрать останки людей. Мы лопатами от асфальта отдирали тела”, — рассказал мэр.
Особые поводы для убийства мирных граждан оккупантам были не нужны. По словам Маркушина, расстрелять могли просто за то, что им кто-то не понравился. В основном так погибали мужчины. А вот женщин оккупанты насиловали. Некоторых потом сжигали.
— Соседка услышала, что русские ходят по домам и насилуют девушек. Даже девочек. Так она измазала свою 9-летнюю дочь сажей, с ног до головы. Чтобы она стала некрасивая. Чтобы ее не “захотели”, — рассказывает “Стране” один из местных жителей. Это сработало: девочку не тронули.
Список преступлений оккупантов не ограничивается пытками и секусуальным насилием. Отдельный пункт — мародерство.
Российские военные грабили магазины и жилища ирпенцев и бучанцев. Вывозили все, что могли унести: от стиральных машин до женского нижнего белья. По словам местных, перед уходом россияне грузили целые “Камазы” с мебелью. Забирали даже детские игрушки.
Российские военные отбирали у жителей Бучи машины, рисовали на них буквы “V” и катались по городу. На доме сквозь щель от снаряда в заборе видно провалившуюся крышу. Фото: Страна
Лишь немногие жилища в Буче, Ирпене и Гостомеле остались неразграбленными за время российской оккупации. Житель Гостомеля рассказал “Стране”, что в дом к его соседям в первые дни войны зашли российские военные.
“Сказали оставить открытыми шкафы и уйти. Они спрятались в подвале. А когда вернулись, увидели, что у них забрали всю одежду. Куртки, штаны, обувь. Не знаю, зачем”, — говорит он.
Местные говорят, оккупанты устраивали “грабежные рейды” по домам: кто не открывал — выбивали двери. Выносили все, что плохо лежало.
Предметы привычного для украинцев быта — вроде плазмы и писсуара в уборной, — повергали многих захватчиков в шок. Их неподдельное удивление при виде тех же писсуаров стало нескончаемой почвой для народного творчества и юмора.
— Хотите анекдот? — Спрашивет бучанец Виктор, и не дожидаясь ответа начинает рассказывать: — Заходят русские в дом. Смотрят — на стене плазма висит. “Что это?”, — спрашивает солдат. “Телевизор”. “Нет, я знаю, как телевизор выглядит — такой ящик”. А второй русский: “Та не, это такая картина, ты ее в розетку вставляешь, она картинку показывает”. А еще один анекдот хотите? Заходят два бурята: “Слюшай, смотри, у них тут два горшка!” Вот настолько они дикие, — отмечает мужчина. В каждой шутке, как известно, только доля шутки.
— Как думаете, почему оккупанты так сильно грабили местных? — Спрашиваю у него.
— Потому что вкусили “вседозвол”, — не раздумывая, отвечает Виктор. — И потому что охренели от того, как мы хорошо живем.
ЖК "Континент" в Буче — один из наиболее пострадавших от обстрелов российских войск в Ирпене. Нет ни одного целого окна, здания в следах от пожаров. Фото: "Страна"
— Видите, черная пленка на 8-м этаже? Там моя подруга живет. Мы там только что заклеивали окна и устанавливали двери — они все вскрыты. Русские ходили по квартирам. На нижних этажах повыносили все, а у моей подруги украли робота-пылесоса. Это единственное, что пропало, — говорит молодой парень Саша, которого я встречаю в Буче.
Он приехал сюда из Киева на день, чтобы навести порядок в квартире знакомой, которая жила здесь и застала начало оккупации. Она чудом смогла выехать из Бучи с родителями 4 марта, сейчас в Германии.
— Мы как— то общаемся с подругой, и она говорит: все, у меня нет окна, — вспоминает Саша и смотрит вверх: на то самое окно, которое он только что затянул черной пленкой.
Мы беседуем возле жилого комплекса “Континент” — одного из наиболее пострадавших от оккупантов районов Бучи. Найти здесь хоть одно уцелевшее окно — задача не из простых. По словам местных жителей, оккупанты нещадно стреляли по жилым домам из всего, что у них было. Некоторые снаряды пробивали стены и мебель насквозь.
— Страшно было. Не боятся только дураки, — вспоминает Александр, житель Бучи, который все время оккупации провел в городе. — Прилетало все. Бывало, по два дня не могли выйти из дома. А перед уходом они поставили перед этим домом танк и просто его обстреливали. Напоследок.
Последствия обстрелов ЖК "Континент" в Буче. Фото: "Страна"
Фасад дома изуродован черной тенью от пожара. Под домом припаркована красная машина — еще одна раненая свидетельница боевых действий, судя по дыркам от пуль, заклеенных серебристым скотчем. Через дырки от снарядов в металлическом заборе просматриваются соседние частные дома с вмятинами на крышах.
Через дорогу — магазин “АТБ”, превратившийся в руины. В первые дни войны россияне поставили за ним танк, выбили окна и вынесли из магазина все подчистую.
За этой разрушенной баскетбольной площадкой, во дворе жилого комплекса в Буче россияне поставили танк и били отсюда по Ирпеню. Фото: "Страна"
И все же, в Буче по сравнению с Ирпенем меньше разрушенных зданий. Как объясняют бучанцы, россияне, захватив их город, практически не рушили здешние дома (их больше грабили). У россиян была другая тактика: из оккупированной Бучи они обстреливали Ирпень.
Один из танков русские поставили прямо во дворе ЖК “Континент”, за баскетбольной площадкой. И, спрятавшись за спинами мирных жителей, били в сторону Ирпеня.
Были и другие точки, откуда оккупанты вели обстрелы.
— Видите тот холмик на футбольном поле? — Александр показывает на территорию школы, где на газоне все еще видны следы от “гусеницы” танка. — Русские заезжали туда на танке и “гатили”. Навесом, прямо над школой. Отсюда Ирпень “поливали”.
Место на футбольном поле у школы в Буче, откуда оккупанты обстреливали соседний Ирпень. На траву взрывом отбросило кусок забора. Фото: "Страна"
Во дворах жилых домов в Буче разбросано множество российских боеприпасов, мины, гильзы, растяжки и остатки вражеского сухпайка.
Российские боеприпасы, найденные в Буче. Фото: "Страна"
Пакеты “Армия России”, банки российских консерв и упаковки кофе разбросало по улицам, когда украинские военные выбивали отсюда захватчиков. А голодные бучанцы подбирали эти припасы и ели — другого выбора не было. Город был в продуктовой блокаде, еда рано или поздно заканчивалась у всех.
На улицах Бучи остался сухпаёк российской армии. Фото: "Страна"
— Мы попробовали их гречку с тушенкой, — признается Александр. Но говорит, есть это было невозможно: — Мы его выкинули на сковородку, грели-грели — какая-то жижа вонючая. Мы туда две ложки смальца добавили, размешали… Ну, в итоге собаке скормили.
Собак — и своих, и оставленных хозяевами, которые уехали из Бучи без своих питомцев, — бучанцы старались подкармливать. А иначе голодные псы начинали есть тела убитых людей...
"Они не только по нашим, а и по своим раненым на танках ездили"
Буча инфраструктурно пострадала от войны не так сильно, как Ирпень. Но Бучу изуродовали морально.
Во время захвата Бучи оккупанты убили сотни мирных жителей. Только в одной из братских могил обнаружили почти 300 трупов, среди них — женщины и дети. Многие тела найдены со связанными за спиной руками, часть людей была убита выстрелом в затылок. Позже мэр Бучи назвал общее количество жертв, которых удалось идентифицировать: 416 человек. Более 20 еще не опознаны.
Когда в город вошли украинские войска, тела мертвых местных жителей были хаотично разбросаны по улицам города. К моменту приезда “Страны” тела всех жертв уже убрали подальше от посторонних глаз. Очевидцы говорят, что на многих телах были белые повязки: их убили, когда они были безоружны.
Еще одно место, где россияне хранили свои боеприпасы в Буче. Фото: "Страна"
Самые пострадавшие от оккупантов районы в Буче — улица Кирова, Островского, район Мельники. В детском лагере МВД "Лучистый" на улице Вокзальной россияне обустроили штаб. Там, в подвалах, позже обнаружили тела убитых жителей Бучи. Все — с завязанными за спиной руками. Говорят, в этом лагере у оккупантов была “пыточная”.
— Очень агрессивно они себя вели, издевались над людьми. Двое моих друзей погибли. Одного подстрелили, бросили на улице — его тело собаки съели, почти ничего не осталось. А над вторым издевались долго и в итоге расстреляли, — говорит теробороновец из Ирпеня, не называя своего имени.
Другие свидетели говорят, что разные российские военные вели себя по-разному.
— Бывало, просто стоят бабушки на перекрестке, а они у них над головами стреляют. Бывало, не трогали. А вот когда у них происходила ротация и заходили новые военные, они… Жестко себя вели, — говорит бучанец Александр.
На просьбу рассказать о зверствах оккупантов Александр честно и коротко отвечает: “Не хочу. Это было, и с моими знакомыми было. Но они почти ничего не говорят. Хотят забыть и не вспоминать об этом”.
Житель Бучи Александр, один из выживших при российской оккупации. Фото: "Страна"
Возле кондитерской фабрики “Делиции”, говорят, тоже расстреливали людей. Их тела долго лежали на улице — так долго, что их начали обгладывать голодные псы. Потом недалеко от них стали насыпать корм, чтобы собаки ели его, а не останки погибших людей.
— К соседям ракета прилетела. Ранило жену моего товарища. Был обстрел, друг пошел вытаскивать кого-то и сам попал — осколком ранило, — вспоминает о пострадавших от рук российских военных Александр.
Фото разрушений в Буче. Фото: "Страна"
Оккупанты установили в Буче свои порядки для местных: свой комендантский час и даже свой дресс-код.
Так, жителям Бучи не разрешали ходить по улице в черной одежде — за это сразу расстреливали. Черный считался цветом теробороновцев.
— Кто вышел в черном, всех “ложили”, даже без разговоров — издалека. Комендантский час был с 22:00 до 5:00, днем можно было выходить на улицу. В другом районе выпускали людей четко по списку, на два часа. Если не вышел — к тебе были “вопросики”, — рассказывает еще один житель Бучи, Иван.
Обстрелы россияне тоже устраивали четко по расписанию.
— Идет русский на пост и начинает палить из автомата по всем домам, которые видит. На обед идет — тоже “поливает”. Ужин — то же самое. Мы уже выучили этот распорядок: утро, обед, вечер, — вспоминает Иван.
Отличить тех, над чьими домами пролетали снаряды, можно было невооруженным глазом. За время оккупации кожа многих бучанцев почернела.
— Россияне на минометы привязывали мешочки с порохом, чтобы дальше снаряд летел. Он летит, а гарь сыпется. Мы все черные были. Только вот отмываться начали, как они ушли, — объясняет бучанец Сергей.
"Одна мысль: если уже попадет снаряд, чтобы убило всех троих"
В центре Бучи раздают гуманитарную помощь. Очередь из десятков изголодавшихся людей образовывается за считанные минуты. Одна из них — пенсионерка в красном шарфе, за ее спиной — взрослый сын, которого женщина словно прикрывает собой от мира. “Сын у меня особенный”, — объясняет женщина: у него синдром Дауна.
Очередь за гуманитарной помощью в Буче. Фото: "Страна"
Как и многие другие жители Бучи, весь период оккупации семья Натальи Петровны провела в подвале своего дома. Выжили благодаря запасам консервации. Остатки еды готовили во дворе, на костре, под обстрелами. Делали коржики на старом скисшем молоке.
— Сначала сильно боялись, а потом уже плюнули на этих русских и жгли костер. А что делать — кушать-то надо, — объясняет Наталья Петровна.
Единственную буханку хлеба семья экономила и берегла, как самое ценное сокровище.
— Была у нас одна буханка хлеба украинского, купили за день до начала войны. Так мы ее до конца оккупации отрезали по одному тоненькому кусочку в день, делили на троих. Кусочек аж просвечивался. Он, конечно, уже плесенью покрылся. Но мы ели, — рассказывает пенсионерка.
В дом к жительнице Бучи пытались зайти российские военные. Их с риском для своей жизни не впустил ее муж. Фото: "Страна"
Живет она вместе с мужем и сыном в Яблоньке (микрорайон в Буче — Ред.), в небольшом переулке на четыре дома. Оккупанты прямо перед их жильем обустроили себе “гнезда” из мешков с песком. Перед калиткой поставили БТР. Обстрелы не стихали ни днем, ни ночью. А однажды в их дом пытались вломиться русские.
— В первый раз зашли трое военных. Мы видели, как они перелезли через забор. У нас ворота автоматические, так они видно замок разбили кувалдой и зашли. Сорвали сетку москитную и бьют в окно. Все молодые, в касках с буквой “V”. Говорят: дайте зайти в дом. Муж мой вышел к ним: “А мы вас не приглашали. Вы оккупанты, в дом не пустим”, — вспоминает пенсионерка, хватаясь за сердце.
Она видела, как на ее мужа военные направили автомат. А он все равно продолжал с ними спорить. Наталья Петровна признается: боялась. За мужа, за сына, которого спрятала в подвале.
Спор с врагами длился долго, около получаса.
— Но в дом они так и не зашли, — говорит Наталья Петровна с гордостью и облегчением. Смелость ее супруга спасла их, хотя могла обернуться трагедией.
Их дом уцелел, но весь посечен осколками, два окна выбито, весь забор в дырах. Их соседям не так повезло. К ним оккупанты заезжали БТРами, в домах у них все перевернуто.
— Каждый день обстрелы. Ирпень от нас обстреливали, Гостомель. Мы уже начали различать, где мины летят, где какой снаряд. Соседа убили через дом, в первые дни, как они зашли. Рядом две хаты сгорело, — перечисляет она удивительно спокойным и тихим голосом, резко контрастирующим с ужасом ее рассказа.
После этого она проникновенно смотрит мне в глаза и желает никогда не пережить ничего подобного.
— Больше никогда военных фильмов смотреть не буду. Они не передают ни те эмоции, ни тот страх, которые сковывает с головы до пят. Одна мысль у меня была только: если уже попадет в наш дом снаряд, чтобы убило всех троих. Потому что если убьет только нас с мужем, он без нас не сможет, — говорит женщина, глядя на своего особенного сына.
Журналист Владимир Эннанов, в прошлом специалист по криминальной хронике, сам стал свидетелем военных преступлений в Буче. Фото: "Страна"
В очереди за гуманитаркой неожиданно встречаю коллегу. Журналист Владимир Эннанов до войны работал в “Бучанских новинах”. Сейчас редакция уничтожена — там находилась местная тероборона, и россияне прицельно били по этому зданию.
“Я только что оттуда. Там уже ничего нет. Сердце кровью обливается, я же столько лет там работал”, — говорит Владимир Эннанов.
В прошлом он специализировался на криминальной хронике. А в войну сам стал свидетелем военных преступлений в Буче.
— Уже была обычная повестка дня — что над нами все время “пролетает”. Даже песики не скулили при обстрелах. В Ирпене были наши, оказывали сопротивление, в Буче были рашисты и стреляли по нашим. Буче еще повезло, что не было таких бомбежек и авианалетов. Но не повезло с тем, что, как сказал наш мэр, каждый пятый человек погиб. Вот это ужасно, не хватает понимания — как такое могло случиться? Почему началась эта война? — Задается он вопросами, на которые нет ответов.
Ему тоже пришлось лицом к лицу столкнуться с российскими захватчиками, когда они устраивали рейды по квартирам. Но увидев, что там сидят обычные пенсионеры, не оказывающие военного сопротивления, оккупанты не тронули их и ушли.
Впрочем, Владимир знает истории других бучанцев, для которых встреча с захватчиками оказалась смертельной. В Буче планомерно находили и убивали бывших АТОшников — Владимир подозревает, что наводку оккупантам могли давать местные.
Его друга расстреляли в центре Бучи, потому что думали, что он подает сигналы украинским военным.
— Второй погибший — мой одноклассник, мы с 4-го класса дружили. Убили за то, что он вывозил людей из Ирпеня. Ему гранату в машину бросили. Не могу, извините, — за толстыми линзами его очков видны слезы. Это уже третий мужчина, который плачет, рассказывая о зверствах россиян в Буче и Ирпене.
— Жизнь накажет тех, кто забрал жизнь других. Им все вернется, — уверен он.
Так выглядит обычная машина в Буче после ухода оккупантов. За ней - разрушенный магазин "АТБ". Фото: "Страна"
Жителей Бучи, которые выжили под российской оккупацией, уже не пугает шум снарядов. За месяц они к этому привыкли и даже подстроили под график обстрелов режим сна. Сейчас страшит другое: тишина.
Она неожиданно наступила в конце марта, когда российские войска вынуждены были отступить из Киевской области. Жители Бучи вспоминают, что все соседи одновременно вышли на улицу — что происходит, почему не стреляют?
— Страшно было первые дни — я не спал совсем. А потом спали мы только под обстрелы. Когда бахкают — спишь спокойно, только обстрел прекращается, подступает страх. Опять где-то бахнуло — хоп, заснул, — рассказывает бучанец Сергей. — Сейчас тихо — и опять страшно. Боюсь привыкать к тишине. Чтоб они обратно не вернулись.
